Белый вождь - Страница 58


К оглавлению

58

Хорошо одетые лавочники – испанские переселенцы и креолы, мужчины и женщины, – смотрят на девушку равнодушным взглядом или с любопытством зевак, жадных до чужой беды.

Такое равнодушие к чужому страданию вовсе несвойственно народу Новой Мексики – вернее, женщинам этой страны, – ибо если мужчины там и жестоки, то женщины добры и отзывчивы.

Поведение их могло бы показаться странным, однако в данном случае для этого были основания. Они знали, кто такая эта спасенная девушка, знали, что она сестра охотника на бизонов сестра Карлоса-убийцы! Это и заглушало в них лучшие чувства.

Карлос навлек на себя всеобщее негодование. Местные жители называли его не иначе, как злодеем, разбойником, неблагодарным. Каков негодяй! Убить славного лейтенанта, любимца всей округи! И что могло его толкнуть на это? Наверно, ссора из-за пустяков или ревность! В самом деле, что толкнуло его на это? Какая иная причина могла быть у этого дьявола, этого белоголового еретика, если не жажда крови? Неблагодарный негодяй! Покушаться на жизнь доблестного коменданта, того самого коменданта, который не жалел сил и трудов, стараясь вырвать сестру убийцы из рук дикарей-индейцев!

И наконец комендант добился своего. Подумать только: вот она здесь, она возвратилась домой, живая и невредимая, благодаря коменданту. Ведь это он послал своего капитана и солдат разыскивать ее – сестру человека, который чуть не убил его. Дьявол! Убийца! Разбойник! Они рады бы увидеть его на виселице. Добрый католик никогда бы так не поступил, только грешник, еретик, кровожадный американец мог это сделать! Уж он получит по заслугам, когда его поймают!

Такие чувства волновали всех жителей долины за исключением бедных рабов – порабощенных индейцев – и нескольких креолов. Впрочем, и они не одобряли поступков Карлоса, хотя в них силен был мятежный дух и они всем сердцем ненавидели испанский режим.

Неудивительно, что при таком отношении к охотнику на бизонов несчастная девушка, его сестра, вызывала так мало сочувствия.

Никто не сомневался в том, что освобожденная пленница – его сестра, хотя лишь немногие из присутствующих знали их. Ее брат, такой знаменитый теперь, до праздника святого Иоанна был почти неизвестен горожанам. Он редко бывал в городе, а его сестра еще реже, и только очень немногие из стоявших здесь видели ее прежде. Но сходство было несомненное. Такие прелестные золотые волосы, белоснежную кожу, яркий румянец на щеках редко увидишь в Северной Мексике, хотя где-нибудь в другой части света они никого не удивят. А в объявлениях, расклеенных по стенам, описывались именно эти приметы «убийцы». Разумеется, это его сестра. К тому же здесь были люди, видевшие Роситу на празднике, где ее красота вызвала не только восхищение, но и зависть.

Росита была, как всегда, прекрасна, только румянец на ее щеках поблек и какое-то странное, дикое выражение появилось во взоре. На обращенные к ней вопросы она либо не отвечала совсем, либо что-то невнятно бормотала. Она сидела молча: лишь порой у нее вырывались какие-то бессвязные, странные возгласы; несколько раз она повторила слова «индейцы» и «дикари».

– Она помешалась, – говорили люди друг другу. – Ей кажется, что она все еще у дикарей.

Возможно, что так оно и было. Конечно, ее окружали не друзья.

Алькальд спросил, нет ли среди присутствующих ее родных или знакомых, кому он мог бы ее доверить.

Из толпы вышла какая-то простая девушка, которая только что здесь появилась: она знает бедняжку; она позаботится о ней и проводит домой.

Вместе с этой девушкой была индианка, вернее – метиска, по-видимому, ее мать. Они увели спасенную пленницу. Вскоре все разошлись по домам и занялись своими обычными делами.

Росита и спутницы свернули в узкую улочку, прорезавшую предместье, где ютилась беднота, миновали ее и оказались за пределами города. Затем, пройдя несколько сот ярдов по глухой тропинке в зарослях, они вышли к небольшому заброшенному ранчо и там скрылись. А через несколько минут к дверям подъехала повозка, запряженная волами, которыми правил пеон.

Девушка вышла из дому, ведя Роситу за руку, и обе сели в повозку.

Они уселись на охапку сена, брошенную на дно повозки, и пеон погнал волов. Выехав из зарослей, повозка покатила по большой дороге, ведущей к последним фермам на краю долины.

Девушка смотрела на Роситу жалостливым взглядом; она помогала ей поудобнее устроиться, чтобы та как можно меньше страдала от тряски; она подбадривала ее ласковыми словами, однако говорила с нею не как с подругой или старой знакомой. Ясно было, что эта девушка никогда раньше не видела Роситу.

Когда они проезжали по глухому участку дороги, примерно в миле от города, позади показался быстро скачущий всадник. Через несколько минут он уже нагнал их. Под всадником красовался великолепный мустанг; сразу видно было, что этого коня берегут и холят – он был резвый и игривый, а бока его так и лоснились.

Всадник подъехал к повозке и велел пеону остановиться; мелодичный голос сразу же выдал во всаднике женщину, а нежные щеки, шелковистые волосы и тонкие черты лица свидетельствовали о том, что это настоящая сеньорита. Неудивительно, что на расстоянии ее можно было принять за мужчину: на плечи было накинуто простое серапе, широкие поля сомбреро почти совсем скрыли черные блестящие волосы, и сидела она в седле по-мужски, как заправский наездник-мексиканец.

– Это вы, сеньорита? – удивленно и вместе с тем почтительно сказала девушка в повозке.

– А ты не узнала меня, Хосефа?

– Нет, сеньорита. Ох, горе мне! Где же вас узнать, когда вы так нарядились?

58